Выстрел в бухте - документальная повесть Г. И. Сенникова (часть 1)

Военное время полно неожиданностей. Сегодня меня вызвал к себе начальник штаба дивизиона и вручил приказ перейти на подводную лодку «М-119». У них погиб штурманский электрик. Я должен занять его место.

Не скажу, чтобы это назначение очень обрадовало меня. Жаль расставаться со своим экипажем. Ведь так много вместе прожито. Но делать нечего - приказ есть приказ. Наскоро собираю вещи, прощаюсь с ребятами и бегу на пирс: до отхода рейсового катера в Полярное, где стоит «М-119», остались считанные минуты.

Мурманск позади. Катер выходит на середину залива и, подхваченный крупной волной, то чайкой взлетает вверх, то зарывается носом в воду и снова взлетает.

Свинцовая, кипящая поверхность залива почти не отличается цветом от неба, покрытого слоем тяжелых лохматых туч. Лишь кое-где проглядывают кусочки чистого неба, багрового от лучей заходящего солнца. Огненные блики в небе не радуют глаз, скорее напротив: они только усиливают извечную угрюмость этого сурового края. Грохочущие волны с белыми шапками пены, вереницы бегущих туч, изломанная линия черных, присыпанных снегом скал…..

Я вспомнил, с каким чувством одиночества и обреченности оглядывались мы вокруг, впервые попав в эти места два года назад. Казалось – здесь конец света. Ведь впереди – Ледовитый океан на многие тысячи миль……. И самое главное – это наша земля, Россия!

Удивительно, как в дни войны стало близким и родным все наше, русское. В школе все это воспринималось как то неопределенно, слишком абстрактно – и события национальной истории, и народные былины, и стихи Пушкина. А сейчас все зримо, ощутимо, и от этого – в тысячу раз дороже…….

Недавно я прочитал роман В. Яна «Батый» и невольно задумался над его страницами:

«О русская земля!... Ворвался к нам народ чужой, злой и немилостивый. Пробрался он в самую глубину, в сердце русской земли, расколол ее на мелкие кусочки и грызет, и рвет, не давая передышки…Эх! Собраться бы с силой и сбросить с плеч насевшего врага!»

И сейчас топчет враг нашу землю, Все еще топчет…..

Переночевав в кубрике экипажа «М-119», я с утра представился командиру, капитану третьего ранга Константину Михайловичу Колосову.

Командир произвел на меня двойственное впечатление. Я знаю, что это настоящий, боевой моряк. На счету лодки пять потопленных кораблей противника. Для «малютки» это немало, если учесть, что первый поход она совершила немногим больше года назад. Лодка не раз попадала в труднейшие ситуации, но всегда благополучно возвращалась в базу. О командире среди матросов даже поговорка ходит: «С Колосовым плавать – жив будешь».

А вот внешне он удивительно какой-то не «морской»: китель сидит мешковато, в движениях медлителен и глаза слишком уж добрые. То ли дело штурман Капитонов! Этот – моряк до кончиков ботинок. Собранность, подтянутость и какая-то чисто флотская лихость во всем. Глядя на него, невольно подтягиваешься и сам.

Механика, инженер-капитан-лейтенанта Тимофеева, я видел мельком. Он командовал переборкой дизеля в пятом отсеке.

Матросы….. что ж, матросы как матросы: веселые, дружные, работящие.

Весь день сегодня возился с гирокомпасом и постоянно чувствовал на себе неусыпное око кого-нибудь из экипажа. Приглядываются! Смешно и немножко обидно. Хотя, в общем-то, все правильно. На лодке настоящая семья, в которой я – чужой. Пока чужой. Вот и хочется скорее в море. Я уверен, не подкачаю.

Лодка – однотипная с той, на которой я плавал прежде. Все здесь знакомое, но в тоже время не такое: и механизмы покрашены в другой цвет, и маховик клапана подачи воздуха высокого давления не там, и станция гирокомпаса расположена иначе….. А главное – иной распорядок жизни: более четкий и слаженный.

Мое хозяйство – «Заведование», как говорят на флоте, – в прекрасном состоянии. Видимо, Яша Васильев, мой предшественник, был хорошим хозяином.

Стоим мы в Пала-губе у плавучей мастерской «Красный горн», ремонтируем дизель. Мотористы поднимают крышки цилиндров машины, протирают клапаны. Тяжелая, трудоемкая работа. Особенно, крышки. Не так-то легко поднять цепными талями эти махины в невысокой тесноте отсека.

Главные действующие лица ремонта – старшина группы мотористов Николай Павлович Новожилов и его помощник, командир отделения Сергей Махов – чем-то очень похожи друг на друга. Может быть, знанием дела, умением работать? А внешне Новожилов высок и прям, Махов – низок и сутуловат. Первый всегда спокоен и молчалив, второй вечно в движении. А уж язык! Не приведи господь попасть на него. Как струя забортной воды.

Перед ужином большая часть экипажа собирается в мой четвертой отсек. В нем мало механизмов, основное пространство занимают подвесные койки. Но внизу, под настилом, святая святых подводной лодки – аккумуляторная батарея, источник движения большинства механизмов и гребного электромотора.

Матросы отдыхают после трудного дня, валяются по койкам, зубоскалят. Из первого отсека доносятся приятные запахи: там орудует торпедист Филипп Ткач, по совместительству – корабельный кок. Он готовит что-то вкусное, запахи прямо сногсшибательные. И не случайно предприимчивый Махов уже минут двадцать вкрадчиво мурлычет у переговорной трубы.

– Филя! Тебе баночку соляра не нужно на протирку настила? А? Я – мигом!..

Рулевой Ваня Шестаков, мой напарник по отсеку, низкорослый крепыш с копной светлых волос, говорит мне:

– У нас Филька – первоклассный кок! Правда, не всегда таким был. Вначале такую жратву готовил – акулу стошнит. Скажем, «суп с бугорком». Слыхал про такое? А это кастрюля воды и посередине, Эльбрусом, капуста. Ешь – не хочу!.. Или пончики раз испек. Полгода обещал, наконец сотворил. Ох, уж и колдовал он над ними! Мы их потом аварийными топорами разрубали: не по зубам. Но сейчас он – спец высшей марки. Недаром его на большую лодку сманивают.

Ткач действительно «спец». Ужин на славу, и команда расправляется с ним в два счета.

Жизнь течет своим чередом. Приходят и уходят лодки. Провожания, встречи… Но встречи лучше провожаний. Особенно, когда лодка приходит с выстрелом в знак победы. Начало этой традиции еще в 1941 году положила подводная лодка «К-2» под командованием капитана третьего ранга Уткина. В сентябрьском походе она подбила торпедами транспорт противника, а затем, всплыв, прикончила его артиллерийским огнем. Из пушки, стрелявшей по фашистскому транспорту, и был сделан победный салют в родной бухте. Командующий флотом адмирал Головко благосклонно отнесся к этому начинанию. С тех пор гулкие выстрелы лодочных орудий частенько грохочут над Екатерининской гаванью.

Провожания хуже. Всегда чувствуешь какую-то вину перед уходящими. Их ждут тяжелые испытания, может быть, гибель. А ты остаешься. Сколько ушло от этих пирсов подводных лодок, и сколько людей так и не вернулось больше в родную гавань…

Рядом с нами стоит сейчас легендарная «Щ-402». Это она под командованием капитан-лейтенанта Столбова открыла боевой счет подводников-североморцев. А в феврале 1942 года лодка чуть не погибла: после атаки вражеского каравана подверглась бомбежке, получила пробоины в соляровых цистернах и осталась на позиции без топлива. Неподвижный корабль вблизи вражеских берегов. Представляю, как чувствовал себя экипаж в течение многих часов ожидания, пока на помощь не пришла лунинская «Катюша», снабдившая аварийную лодку соляром.

Летом все того же 1942 года «Щ-402» попала в новую беду: на позиции в открытом море взорвались обе группы аккумуляторной батареи. Погибло 19 человек экипажа, в том числе сам командир. Вышли из строя многие механизмы, но самое страшное – лодка потеряла возможность погружаться. Снова – мишень, но на этот раз движущаяся, так как дизеля удалось запустить. Лодку привел на базу матрос Николай Александров. До войны он учился в мореходке, и почерпнутые там знания пришлись как нельзя кстати. С неисправным компасом – привел!

Говорят, командующий, встречавший лодку, прямо на пирсе снял со своей груди орден Красного Знамени и прикрепил его к фланельке Александрова.

Сейчас «Щ-402» – гвардейская краснознаменная лодка, на ее рубке – внушительная цифра потопленных транспортов противника. Вот пример живучести корабля и бесстрашия экипажа. Перед этой лодкой хочется снять бескозырку.

Вчера перешли в Оленью губу и пришвартовались к рефрижератору. Это огромная посудина норвежской постройки, используемая как плавучая база подводных лодок. Корабль старый и довольно мрачный. Особенно, матросские кубрики. Они глубоко в трюме. Иллюминаторы крошечные, поэтому всегда полутьма, а двухъярусные деревянные койки с высокими бортами производят впечатление гробов. Лежишь как в братской могиле.

На верхней палубе – холодище. Залив неподвижный, а вода каких-то коричневых оттенков. Справа – выход в Баренцево море, там вечное, грозное рокотанье. Слева – резкий изгиб залива, в крайней точке которого стоит теплоход «Пушкин» – тоже древнейшая калоша. Он на приколе и слабо дымит.

Наша плавбаза прижалась к отвесной скале. Это уменьшает угрозу со стороны вражеской авиации. Фашистские самолеты появляются довольно часто, правда – на солидной высоте. Вчера ходили на шлюпке к Большому Оленьему. Этот скалистый островок весь усыпан осколками от зенитных снарядов…

Матросы заняты решением важной проблемы: пустят на праздник 23 февраля на главную базу или нет. Еще бы лучше – в Мурманск.

Но лучше всего – в море. Чтоб к празднику с подарком. В одном из походов «М-119» потопила огромный океанский транспорт водоизмещением в десять тысяч тонн. Это произошло утром Первого мая! Прекраснее подарка к празднику не придумаешь.

Мы готовы к походу. Все механизмы отремонтированы и отрегулированы. Проведены испытания. Лодка в полной боевой готовности.

Хороши вечера в кубрике перед отбоем. Все в сборе. Ребята укладываются спать и чешут на сон грядущий языки. Каких только историй не наслушаешься! Тут и рассказы из прошлого, и военные были, и откровенные выдумки.

Особенно изощряется торпедист с «эски» Виктор Муратов – здоровенный детина, смуглый и горбоносый, за внешность да за любовь к песням прозванный «Цыганом». Виктор – старослужащий. До войны он успел побывать на всех флотах и теперь каждый из своих очередных рассказов начинает стереотипной фразой: «А вот у нас на Балтике случай был…», либо: «У нас на Черном море…», «У нас на Тихом…»

Гидроакустик Леша Уразин сказал Виктору нынче в сердцах:

– А у вас в Саргассовом море, случаем, ничего не было?

Виктор глазом не моргнул и тут же преподнес очередную историю, переделав для этого на свой лад «Остров погибших кораблей» А. Беляева. Торпедиста немедленно разоблачили, но извинили плагиат: очень уж замысловато врет.

Вот и праздник позади. Он прошел быстро, без флагов расцвечивания и парадов: время военное. С утра – чтение приказа, затем обед с толикой спиртного, вечером – концерт в нашем бригадном клубе. Отрадно было услышать в приказе командующего о присвоении нескольким нашим лодкам звания гвардейских.

Но еще отраднее – цифра потопленного бригадой вражеского тоннажа.

Сегодня провожали в боевой поход подводную лодку «М-108». Она уходила на рассвете. Я был на вахте и, поскольку «восьмерка» стояла рядом с нами, борт о борт, отдавал швартовы. Из последнего похода в начале февраля «восьмерка» вернулась с победой. Настроение у ребят хорошее: значит, и на этот раз все будет в порядке.

Из экипажа «М-108» я хорошо знаком с Василием Ивановичем Князевым, старшиной группы электриков. Интересный он человек. Давнее и любимое его увлечение – скульптура. Он, конечно, не профессионал, вряд ли он и учился где-нибудь. Но лепит здорово и очень уж по-своему.

У Василия Ивановича всего один ком какой-то несохнущей глины – специальной, что ли? Поэтому, вылепив одну физиономию и налюбовавшись ею вдосталь, он ломает ее и начинает лепить другую. Так постепенно он перебрал весь экипаж своей лодки, и я не раз был свидетелем, когда очередная модель его творчества упрашивала сохранить бюст. Но Василий Иванович неумолим: комок глины-то один!

И что самое удивительное: посмотришь на его работу – какая-то неотесанная, корявая глыба. А она живет, дышит, глядит на тебя глазами только одного человека. Матросы смотрят и ахают: «Да это же Костя Каптанов, наш трюмный! Усмехается, опять какую-нибудь каверзу придумал!»

В последнее время Василий Иванович оставил бригаду в покое. Он недавно женился в Мурманске и теперь лепит только портрет своей жены Людмилы. По памяти.

Сегодня, перед самым походом, Василий Иванович разыскал меня, сунул в руку бумажку с адресом жены и попросил написать ей:

– Понимаешь, обещался приехать на днях. А тут – поход. Даже письма написать не успел. Будь добр, черкни за меня. Ты ведь умеешь лирики напустить. А то беспокоиться будет. Добро?

И вот, «М-108» ушла. А я тут же на вахте, сочинил большущее послание, всю душу вложил в него. Такое бы я написал своей девушке. Но, увы, ее нет…

Как мало я знаю… Знаю основы навигации и электротехники. Знаю свое «заведование»: гирокомпас, лаг, перископ. Могу стоять на руле и на ходовой станции электромотора. Могу запустить дизель и трюмную помпу, открыть кингстоны и произвести выстрел из корабельной пушки.

Но этим могут похвастаться все: взаимозаменяемость на подводной лодке – закон жизни. Я е так мало из того, что находится за пределами корпуса лодки.

А надо так, чтобы каждый день чем-то обогащал твой ум, чтобы ты узнавал что-то новое, неизвестное. Надо читать, как можно больше читать! Но как? Ведь и здесь должна быть какая-то система: как читать, что читать, в какой последовательности?

Сунулся было с этим вопросом к штурману, но тот только рукой махнул: война идет, а он о самообразовании болтает!.. Попробую к библиотекарше, она славная тетя.

– А потом такое началось – не приведи господь! На беду, мы еще и обнаружили себя – выскочили на поверхность после атаки, рубку показали. Тут на нас и навалились. Катера мечутся – сериями бомбы кладут. Береговые батареи ныряющими снарядами потчуют. Тоже скажу, впечатление сильное. А батя наш: «Самый полный назад!» К устью фьорда. Так раком и выперли в открытое море. А немцы еще долго старались, море бомбами кипятили. Потом, говорят, на весь мир объявили о потоплении нашей лодки. Даже вешку поставили на том месте. Но, надо сказать, всыпали они нам здорово. Неделю с синяками ходили да дырки латали.

– Вот это, пожалуй, самое интересное. Как доложила наша разведка, на том транспорте было полно офицеров с сухопутного фронта. Их на отдых переправляли в Вардэ, где у них увеселительные заведения устроены. Так они, горемыки, и отдыхают до сих пор – на дне фьорда.

– Товарищ старшина, – не унимается Ялюшев, – а когда глубинные бомбы рвутся, то с лодкой происходит?

– А это ты лучше у Махова спроси, – отвечает Новожилов. – Ему тогда больше всех досталось.

– Все дело в палубе, – авторитетно заявляет он.

– Палуба погано ведет себя во время бомбежки. Сначала она ударяет тебя по пяткам, потом – по зубам, а уж дальше – без разбору. Понял?

Сегодня я весь день промучился с эхолотом. Вместо нормальных показаний глубины – проблески по всей шкале. Что-то разрегулировалось. Но что? Сорок раз просматриваю схему, меняю лампы, чищу контакты – результат один.

Поглядев на мои старания, штурман не выдержал и расхохотался:

Я добросовестно посмотрел, но ничего не увидел.

– А ты внимательней посмотри. На глубины посмотри.

Посмотрел: 700, 750, 820… И тут меня осенило: ведь наш эхолот рассчитан на глубину до пятисот метров. А здесь… Вот откуда проблески!

Однако ничего себе, глубина солидная: без малого километр! А предельная глубина погружения у нас – всего шестьдесят метров. Чуть проскочил ее – и лодку раздавит, как яичную скорлупу. И ни одного средства спасения! Даже летчик в сравнении с нами в лучшем положении. Он может спланировать на подбитом самолете, у него есть парашют. У нас – ничего. Легководолазные приборы рассчитаны на выход из затонувшей лодки на малых глубинах. И водичка должна быть не та, не ледовитая. Вот почему, уходя в море, мы заталкиваем эти приборы куда-нибудь подальше, чтобы не мешали. Лишний груз!

Да и вся наша лодка очень уж легковесная, игрушечная: длина корпуса всего сорок четыре метра, толщина бортовой обшивки – восемь миллиметров, один двигатель, два торпедных аппарата, пушка-сорокапятка, годная разве для победных салютов собственной гавани. А внутри – девятнадцать человеческих жизней!

Лодка предназначена для прибрежных действий в умеренных широтах. И никак уже для боевых походов в Ледовитом океане. Но жизнь, вернее война, внесла свои поправки в замыслы конструкторов. И вот плавают «малютки» за Полярным кругом вопреки мнениям скептиков и назло врагам. Ведь только наша «М-119» уже шарахнула пять кораблей врага общим водоизмещением около сорока тысяч тонн. Это почти в двести раз больше нашего собственного. И на каждом из потопленных транспортов были грузы, оружие, войска.

Что же касается скептиков, то они, вероятно, не принимали в расчет нашего характера. А мужества русскому человеку не занимать.

…Мала наша лодка и уязвима страшно. И чтобы плавать на ней, сражаться и побеждать, нужно быть первоклассным моряком.

[1] Информация из семейного архива, предоставленная Сенниковой Марией Георгиевной – дочерью бывшего штурманского электрика подводной лодки «М-119» Сенникова Георгия Ивановича.

Выстрел в бухте – Сенников Г. И.

Комментарии